Анри Руссо. Архаический авангардизм

Вот об этой:

Сон

Ну, чтобы окончательно добить тему примитива в авангардизме, я решил написать об Анри Руссо. О нашем примитиве – о Пиросмани – я уже написал, напишу теперь о ненашем. Вам же интересно, как с этим делом обстоит у них? Ну вот, иду навстречу вашим почему-то невысказанным запросам. Хорошая, кстати, мысль – вы можете писать в комментах свои пожелания, а я - если, конечно, еще захочу – оформлю их в виде бодрого и познавательного текста с картинками. Пишите что-нибудь оригинальное, типа: «Ув. Андруша! Во первых строках сообщаем, что мы любим всей семьей читать то, что вы понаписали, а потом до посинения спорить, правильно ли мы поняли все использованные вами буквы, слова и выражения. Очень просим вас написать про художника/направление/стратегию/… Мы это очень любим, хотя родственники и обижаются. С наилучшими пожеланиями и здоровья детям, чтоб они так же жили, как мы». Адрес вы знаете.

Однако – Анри Руссо (1844—1910). В отличие от нашего человека в Тбилиси - Пиросмани, который хоть чуть-чуть поучился у передвижных народных творцов вывесок/рекламы, Руссо не учился ни у кого. Правда, у него была другая пруха – Лувр под боком. В Тифлисе при жизни Пиросмани музеев не было. В Париже с этим было чуть лучше, и Руссо ходил туда по собственной инициативе делать копии с шедевров. Вот ведь – Европа, блин, там любой сын жестянщика (жестянщик – это папа Руссо) знает, что настоящие художники копируют в Лувре. И что, если ты тоже хочешь стать таким художником, надо там копировать.

Опять же, в отличие от Пиросмани, Руссо имел постоянное место работы – парижскую таможню, а искусству посвящал вечера и выходные. Т.е. в чистом виде оправдывал термин «художник выходного дня», коим в Европе стали обозначать таких самодеятельных творцов, количество которых к концу XIX века все увеличивалось. Пиросмани, как вы помните, сделал искусство профессией и жил за счет него. Я постоянно буду сравнивать этих двух художников – во-первых, на мой взгляд, это два самых могучих примитива, а во-вторых, несмотря на расположение на одной историко-культурной полке, у них полно существенных различий. Например, вот то, что они воспроизводили в своей практике два совершенно разных способа профессионального существования. Пиросмани – средневековую по сути модель жизни бродячего живописца, работающего исключительно на заказ и в широком диапазоне от вывески до фрески; Руссо – современную ему европейскую модель, когда художник пишет что хочет, а пиарится и реализуется через выставки и сопутствующую профессии прессу.

За кисти Руссо взялся поздно, ему было тогда уже около 40 лет. А впервые выставился в Салоне Независимых в 1886 году. В этом Салоне выставлялись все, кто хочет, или кого не взяли на официозные Парижские салоны. Выставлялись там, помимо прочих, и люди совсем не слабые. В том же 1886 месте с Руссо, например, там висели Одилон Редон, Жорж Сёра и Поль Синьяк – народ все из самых крутых тогдашних новаторов.

Карнавальный вечер

Руссо выставил вот эту картинку. Тут уже видны характерные черты его стиля – глубокое пространство, размеренное чередование планов – уроки Лувра сказались - обилие тщательно проработанных деталей и полное отсутствие световоздушной перспективы – это, вообще, характерные качества работ наивных художников. Ну, световоздушная перспектива – вещь тонкая, рождающаяся из наблюдения, а наивные художники, как и дети, пишут то, что знают, а не то, что видят. Это такой достаточно архаический взгляд на мир. Любовь же к деталям – это, во-первых, следствие почти детского восторга перед миром и радость от возможности его изобразить при полной неспособности отделить главное от второстепенного. Во-вторых, это способ убедить себя и зрителя в полной достоверности изображенного – в мире же много есть всякого, вот, глядите, все это я подробнейшим образом запротоколировал. И именно эти качества во многом и создают очарование наивного искусства. Вот, кстати, у Пиросмани деталей мало – он предельно лаконичен и монументален. Еще Руссо, в отличие, опять же, от Пиросмани, очень любит четкий силуэт – это тоже характерная черта наивного искусства. Поэтому облака, например, у него получаются очень весомыми и нипочем не хотят двигаться. Да и не надо – они есть, и этого достаточно. Понятно же, что это облака.

Работа Руссо вызывала у публики, в основном, одну реакцию – хохот, что уже тогда косвенно свидетельствовало в пользу работы, а не публики. Лет за пятнадцать до того она точно так же ржала перед работами импрессионистов. А вот Камиллю Писсарро, одному из этих осмеянных импрессионистов, кстати, картинка Руссо понравилась. Он нашел в ней отменную точность валеров и тональное богатство.

В общем, после этого Руссо стал известен в профессиональных кругах как несколько странный персонаж, которого трудно классифицировать. Маргинал, аутсайдер, новатор, традиционалист – кто он? Все его дружеские связи находились в стане революционеров, в конце жизни он активно контачил уже с фовистами и кубистами, при этом всю жизнь он завидовал академикам вроде Кабанеля, Бугро, Жерома, с которыми воевали еще импрессионисты, а сам себя позиционировал как реалиста и новатора. «Я все более совершенствовался в оригинальном жанре и имел достаточно сил, чтобы стать одним из  лучших художников-реалистов», - писал он в своей автобиографии. Реализм, в его понимании, выглядел так – когда он писал эту работу,

Муза, вдохновляющая поэта. Портрет Гийома Аполлинера и Мари Лорансен

он тщательнейшим образом измерял портняжным метром фигуры Аполлинера и Лорансен. Ну, что ж, реально вышло. Правда, по всем воспоминаниям, Мари Лорансен тогда была очень худая. Но, возможно, по представлениям Руссо, худая Лорансен на роль музы не годилась – несерьезно как-то, невесомо и неубедительно. Из этой его записи можно еще узнать и том, как он себя оценивал. Оценивал нехило. Руссо, вообще, был странный человек, такой чудак, по-настоящему наивный художник. Он, например, мог спросить знаменитого Дега, выставляется ли тот, и где выставляется. А на известном банкете в честь коронования Руссо как короля художников, устроенном Пикассо в своей мастерской в Бато-Лавуар, он, Руссо, сказал Пикассо, уже написавшему «Авиньонских девиц», между прочим: «Мы с вами - два самых великих художника эпохи. Только я работаю в самом современном стиле, а вы – в египетском (т.е. архаическом – В.К.)».

Этот банкет-коронация был, понятное дело, мистификацией. Руссо было тогда уже хорошо за 60, его же друзьям, среди которых были Пикассо, Аполлинер, Брак, Дерен, Вламинк, Сандрар, Жарри и много еще кого из тех, о ком сейчас можно прочесть даже в Википедии, им было по 20-30 с небольшим. Руссо мало и своеобразно понимал смысл их искусства, но поддерживал сам факт новаторства, был странен, старомоден, наивен, его суждения отличались той или иной степенью чудаковатости и убежденности. Такие персонажи на самом деле – не редкость в молодежных компаниях. Еще он был беден – работу в таможне он уже оставил, зарабатывал нечастыми продажами своих работ и уроками живописи и игры на скрипке. Относились к нему очень хорошо, хотя и с некоторой снисходительностью, что, в общем, нормально - мир-то принадлежал не Руссо, а им, юным, злым, голодным и жутко талантливым. В общем, эта молодая банда решила слегка разыграть Руссо. Они ему сообщили, что художники Франции признали в нем своего короля, устроили великолепную массовую пьянку, одели на Руссо корону со свечами – воск капал ему на лысину, но он терпел ради такого случая – и сказали, что сейчас приедет министр, награждать. Руссо любил знаки внимания – он, например, очень гордился почетным дипломом, которым его наградила Литературная и Музыкальная академия Франции за сочиненный им вальс. Не знаю, понял ли Руссо, что это – розыгрыш, но банкет ему понравился.

Эти же наивность и доверчивость рождали у Руссо бесстрашие и уверенность в своих силах. Профессиональный художник несколько раз подумает, прежде чем взяться за что-нибудь, чего он еще не делал. Наивный же художник, как дите малое, смело и энергично берется за все. Руссо, скажем, отметился в совершенно разных жанрах. Кроме уже показанного портрета, это натюрморт:

Цветы в вазе

Пейзаж:

Люксембургский сад. Памятник Шопену

Жанровая картина:

Футбол

Морской пейзаж:

Корабль, попавший в шторм

Мифологический жанр:

Ева

И даже многофигурная аллегория:

Война

Но больше всего Руссо прославился своими экзотическими и фантастическими картинами:

Ягуар, напавший на лошадь

Голодный лев бросается на антилопу

За пределы Европы Руссо не выезжал никогда, хотя любил рассказывать, как во время службы в армии его послали в Мексику. Некоторые – верили. На самом же деле все его познания в области животного и растительного мира жарких стран происходили из посещений Ботанического сада и рассматривания журнальных картинок. Оно, может, и к лучшему – фантастичность его представлений об обстоятельствах тамошней жизни породили совершенно странные, завораживающие работы. В некоторые из них даже присутствует какая-то малопонятная мистика. Впрочем, не знаю, бывает ли мистика понятной.

Спящая цыганка

Заклинательница змей

Когда в авангардизме к власти пришли сюрреалисты, они заново открыли Руссо. К тому времени он уже лет десять как умер, и его слегка подзабыли. Сюрреалисты же объявили его своим предтечей, мастером грез и снов. Так что фраза, в которой Руссо называет себя самым современным художником, перестала звучать дико.

Умер же Руссо от гангрены – поранил ногу. Барельеф на его могиле сделан знаменитым Константином Бранкузи, стихи написаны знаменитым Аполлинером.

Могила Анри Руссо

Этот текст я начал со стихов, логично ими и закончить. Вот они:

Милый Руссо, ты нас слышишь?
Мы приветствуем тебя,
Делоне, его жена,
Господин Кеваль и я.
Пропусти наш багаж без пошлины к небесным вратам.
Мы доставим тебе кисти, краски, холсты,
Чтобы свой священный досуг, озаряемый светом истины,
Ты посвятил живописи,
И чтобы, как когда‑то меня, ты написал звездный лик.

Автор: Вадим Кругликов