Александр Бренер, но другой. Искусство как скандал. И наоборот

Хотя, конечно, изобрел этот достойный формат творческой деятельности не Бренер. Были до него и футуристы, и дадаисты, в том числе и в отечественной традиции. Но у них скандал был частью их искусства, пусть и важной. Бренер же сделал скандал главным содержанием искусства, освободив его от всего ненужного и мешающего воспринимать этот бодрый жанр в его чистоте. Причем, освободив настолько, что непытливый созерцатель, не склонный погружаться в глубины или, скажем, воспарять к высотам смыслов современного искусства, в скандалах Бренера одни скандалы и видит. А это взгляд неправильный, поверхностный. Каждый бренеровский скандал, как ему и положено, имеет повод, а с ним – и смысл.

Разберем конкретный пример. Возьмем самую, наверное, известную акцию Бренера - в амстердамском Стеделийк-музее в 1997 году. Бренер провел ее так – под видом банального посетителя выдвинулся в зал, где висели работы Малевича. Там он подошел к картине «Супрематизм. Белый крест на сером фоне» (страховая стоимость - 10 млн тех  еще долларов) и слегка испоганил ее, изобразив на ней спреем знак доллара. И никуда не убежал.

Скандал? А как же! Большинство кинулось обвинять Бренера в вандализме или в желании попиариться в стиле Герострата. Между тем никакого вандализма он в виду не имел, а пиариться ему нужды не было – он и так уже был звездой в современном искусстве. Известность же за его пределами его не волновала.

Бренер своим неоднозначным жестом однозначно выступил против безудержной коммерциализации искусства. Это когда произведения искусства превращаются исключительно в эквиваленты различных сумм денег. Когда качество произведений оценивается по их цене, когда они приобретаются с целью вложения средств или в надежде на рост их стоимости. Когда художник думает прежде всего о том, за сколько уйдет его работа, а не о том, что он в нее вкладывает. Одним словом, Бренер в этот скандал заложил вполне вечную идею о бессребреничестве.

К Малевичу же Бренер никаких претензий не имел. Он выбрал его потому, что сам Малевич был бессребреником и думал лишь о своем искусстве. Теперь же его работы превратились в столь ненавистные Бренеру арт-коммерческие объекты. И, скажите мне, где тут просто скандал, где тут желание попиарится и где тут вандализм?

Да, по поводу вандализма. Реставрация «Супрематизма» стоила около 10 тысяч долларов, и была проведена успешно. Ведь не битумом Бренер мазал шедевр, он выбрал вполне невинную, легко удаляемую краску. Не зверь же он, в конце концов.

И чем же ответил Бренеру мир на его страстный призыв? Он припаял ему пять месяцев тюряги, плюс пять месяцев условно, плюс двухлетний запрет на посещение Стеделийк-музея, что уже совсем непереносимо. А еще – потребовал выплатить потраченные на реставрацию доллары!

Об этом голланском узилище, в котором пять месяцев должен был гнить за свои убеждения художник-радикал, было известно следующее. Где-то за полгода до этих событий заключенные подняли там бунт, потому что в их рационе не хватало фруктов. Так что, по словам коллеги Бренера по contemporary art - Анатолия Осмоловского, Бренер просто на время решил для себя квартирный вопрос. Жить-то ему, в общем, было негде – все по съемным квартирам, а денег мало - он же бессребреник. К тому времени от него и жена ушла, которая хоть как-то поддерживала семейный бюджет работой в качестве продавщицы в фирменном одежном магазине.

Денег, которые нужно было выплатить за реставрацию, у Бренера, естественно, не было. Поэтому он написал из тюрьмы маляву и разослал ее в СМИ, которые опубликовали его с Малевичем произведение с просьбой перечислить авторский гонорар на счет музея. Чем это кончилось, я не знаю, но претензий у музея к Бренеру больше не было.

Пока он сидит, я расскажу о других проектах художника Бренера, и о его вкладе в отечественное и мировое актуальное искусство. Тут нужно сказать пару слов и о нем самом, поскольку так надо. Бренер – наш человек, в 1989 году уехал в Израиль, там совершил множество различный акций, а в 1993 году вернулся в Москву - тоже скандалить.

И одним из первых фирменных арт-бесчинств, произведенных им на родной земле, была акция «Свидание». Происходило все так. В глубокую снежную пору 1993-94 гг. Бренер назначил только что приехавшей из Израиля и давно не данной ему в ощущениях жене Людмиле свидание. Естественно, у памятника Пушкину. Как только она появилась, он тут же завалил ее на снег с целью пенетрации – ну, это просто у него так сказалось ощущение вновь обретенной любви.

Рядом была экскурсия каких-то провинциальных теток типа учительниц, в пуховых шапках, внимательно слушающих про Пушкина. Увидев перформанс, тетки стали злословить, плеваться и говорить, что это наркоманы, наверное. Тут же остановился автобус с японцами, которые восприняли акцию с энтузиазмом и тут же начали ее снимать. Бренер провозился с Людмилой минут пять и заявил, что ничего не получается, ибо он смущен. Тем все и кончилось. И, заметьте, никакой милиции. Эх, времена…

О чем это? О культуре, которая, при всех своих безусловных прелестях, ограничивает человека в проявлении простых, естественных и таких нормальных чувств. Ну, и в действиях, которые за этими чувствами вовсю следуют. Бренер про культуру много чего знает – сам из профессорской семьи. Хотя, на первый, очень простой, естественный и нормальный взгляд, этого не скажешь.

Красную площадь как главное сакральное место страны Бренер, при всей масштабности своих деяний, обойти, естественно, не мог. Поэтому он пришел на нее на следующий год с акцией «Первая перчатка».

Вот в таком виде он в течение минут пятнадцати шманался по Лобному месту и орал в сторону Кремля: «Ельцин, выходи!». По истечении означенного времени Бренера взяли. «Он играет только в теннис!», - сказал задержанный, садясь в правоохранительную машину.

Смысл акции – требование прямой демократии, в античном смысле, когда существует непосредственный контакт избранного функционера с теми, кто его избрал. Кстати, вы заметили, что было холодно, а Бренер – в одних трусах? Профессия радикального художника вообще хлопотна.

1 января 1996 года Бренер провел еще одну политическую акцию, у белорусского посольства. Поводом было вот что – в Польше проходил фестиваль аэростатов, и один из них случайно залетел в Беларусь. Белорусская ПВО его сбила, посчитав это шпионской вылазкой, два аэронавта погибли. Бренер честно ждал три дня – ни слов сожаления, ни извинений белорусская сторона из себя не выдавила, продолжая настаивать на шпионской версии. И тогда, потеряв терпение, Бренер пришел к посольству этой державы и стал бросать в него кетчуп – киношный заменитель крови.

Взяли его и избили быстро – рядом находилось милицейское отделение, где Бренер просидел сутки с лишним. Дело вырастало в очень политическое – отношения с Беларусью у России тогда, как и сейчас, простыми не были. Можно было Бренера принести в жертву этим отношениям. Короче, его нужно было спасать. И спасла, как говорят, коррупция.

Люди бают, что в дело резко вступила Людмила Бренер. Она назанимала денег, и кому-то их отдала. Говорят. А те, которым она эти деньги отдала, говорят, сымитировали побег Бренера из отделения. После чего он просто поехал в Шереметьево и улетел отсюда на хрен. Ну, скептики, теперь-то вы видите, что радикальные художники живут бурно, интересно, но трудно? И бабки тут ни при чем. Ну, в смысле жизненных ориентиров.

Беларусь же выставила Бренеру счет на несколько десятков тысяч долларов за пару разбитых окон. Ну, не Голландия, ладно. Конечно, стекла в Беларуси дороже Малевича в Нидерланском королевстве.

О Бренере можно долго рассказывать. Он много чего навытворял. Он прорывался в Министерство обороны, чтобы надеть на министра домашние тапочки. Он во время службы в Елоховском соборе в начале первой чеченской войны выбегал к алтарю с криком: «Чечня, Чечня!». Он имитировал акт непроизвольной дефекации в Пушкинском музее перед картиной Ван Гога «Красные виноградники в Арле» потому, что, как он говорил, обосрался от восхищения. Он мастурбировал на приеме у Лужкова. Он делал совершенно трогательную акцию, когда были установлены с десяток зеркал, и он передвигался от одного к другому с полуспущенными штанами, ограничивающими, естественно, его шаг, но обнажающими его член. Т.е. типа он крутой – член показывает, но, с другой стороны, эти сковывающие полуспущенные, так мешающие ходить штаны. И Бренер подшаркивал к зеркалу и дышал на него. Оставался след. Бренер переходил к следующему зеркалу и снова дышал. И так далее. Понятно, что когда он дышал на последнее зеркало, на первом подобный след уже исчезал по законам природоведения. И Бренер начинал все сначала. Ходил и дышал – радикал с голым фигом, еле передвигающийся из-за не до конца спущенных штанов, пытающийся оставить след на, в пределе, своем отражении. Не знаю, нужно ли объяснять, в чем тут смысл? Или это не про нас всех?

Пара ничего не значащих культурологических фраз про деятельность Бренера, который мыслит себя революционером и таковым является. Цитата из бренеровского сочинения «Что делать? 54 технологии культурного сопротивления отношениям власти в эпоху позднего капитализма» (он ведь еще и поэт):

Зарубите себе на носу: революция - это не пьяные грабежи.
Революция - это последовательное искоренение политической и поэтической лжи.

Так вот, в его революционаризме проглядывается старая добрая русская православная традиция, несмотря на его еврейское происхождение – юродство. Вторая строка из цитируемого текста плюс хотя бы описанная тут его деятельность – чем не то самое юродство?

Ведь, оно что такое? Ведь юродивые – юродство, кстати, второй в иерархии православной церкви подвиг после молчальничества – они чем занимались? Они совершали разные культурно неприемлимые поступки. Они публично обнажались, кидались в православных какашкой, матерились, побирались, валялись в грязи, хулиганили в церкви, т.е скандалили. Они это делали ради одного – чтобы кровь в человечцех не застывала, чтобы взбудоражить их, так склонных к косности, чтобы показать им альтернативу – вот, можно и так, граждане, смотрите, не все окончательно у вас. Юродивые упорно подвергали сомнению любую устоявшуюся истину и модель жизни. Дополнительная ценность юродства – такого же уникального русского явления, как и квас, которым, в отличие от последнего, патриоты не гордятся – в том, что занимались этим отнюдь не сумасшедшие или полные фрики. Это была совершенно осознанная деятельность. Ну, типа, как у Бренера.

Автор: Вадим Кругликов