Живая классика: Анатолий Осмоловский. Бунт против всех

Кроме того что Осмоловский сделал много принципиальных для российского актуального искусства работ, он для полного сходства с классиком много пишет, теоретизирует и выступает. И не только о себе. Хотя и этого бы хватило.

Впервые Осмоловский стал известен широкой публике в апреле 1991 года после акции «ЫЫЫ»*, проведенной созданным им движением Э.Т.И. (Экспроприация Территории Искусств). Тогда активисты движения выложили своими телами это могучее слово напротив мавзолея Ленина.

Более качественных фотографий не сохранилось

Акция не так проста, как кажется, и не сводится к банальному и понятному желанию подразнить власть. Ее главный смысл – разрушение сакральности пространства Красной площади. Ведь в советской политико-географической иерархии она занимала первое место. Помните: «Начинается земля, как известно, от Кремля». Красная площадь была священным и холодным местом. Там проходили военные парады – эти почти религиозные обряды. Там находился главный советский тотем – мумия Ленина. Там существовал пантеон советских апостолов, святых и героев, там власть ритуально встречалась с народом – во время демонстраций народ шел по площади, власть махала ему рукой с трибуны мавзолея.

По всему поэтому площадь хорошо охранялась и милицией, и людьми в партикулярном платье. Никакие несанкционированные мероприятия на ней были невозможны. Если бы кто-то по личной инициативе развернул там даже совсем официальный лозунг «Вперед! К победе коммунизма!», его бы тоже взяли. В советское время там нельзя было даже курить. А запрет на фотографирование и съемки был отменен совсем недавно.

И вот вдруг в такое мертвое, серьезное и государственное пространство вторгается карнавальное, маргинальное и в прямом смысле площадное слово. Площади возвращается ее изначальное назначение – быть народным, живым, неорганизованным и даже буйным местом. Все прямо по Бахтину.

Акция проходила 18 числа и формально была ответом на принятый за три дня до этого «Закон о нравственности», который, в частности, запрещал ругаться матом в общественных местах. Поэтому акция приобретала еще и совершенно концептуалистский смысл – была ругань или не была? Ведь, с одной стороны, мат есть. Но с другой – этот мат не только не произнесен, но даже и не написан. Или граждане не могут ложиться так, как им вздумается?

Тут виден еще один смысл. Носителями живого слова, не зафиксированного высокой книжной традицией, являются люди. Убери их – слова нет. Их и убрали. Потому что эту проблему – был мат или нет, должна была решать и милиция.

Она ее решила быстро – ровно через минуту все участники были задержаны. В участке милиционеры решали еще одну проблему – была ли акция политической? Ведь проходила она ровно напротив мавзолея Ленина, у которого через четыре дня был день рождения - один из священных советских праздников. Или все же это было простое хулиганство? И Осмоловский им объяснял, что это ни то, и ни другое, а просто «десакрализация Красной площади и превращение ее в действительно народное место». Я себе представляю всю осмысленность взгляда того милиционера, который это слушал.

В общем, было заведено уголовное дело по статье 206 части 2 УК СССР «Злостное хулиганство, отличающееся по своему содержанию исключительным цинизмом или особой дерзостью».

На защиту особо циничных и дерзких хулиганов встала советская интеллигенция. Андрей Вознесенский писал, что если бы они хотели оскорбить Ленина, то написали (положили) бы перед собой тире. В смысле «Ленин – нехорошее слово». Осмоловский и другие действительно не хотели оскорблять Ленина – он был для них слишком мелкой и неинтересной фигурой.

Через три месяца дело было закрыто «по отсутствию состава преступления» - время-то, по сути, было уже не советское.

Так было положено начало тому, что потом будет названо московским акционизмом.

На Красную площадь, до сих пор мало изменившую свои характеристики в смысле сакральности, Осмоловский вернулся в декабре 1999 года, перед очередными выборами в Госдуму. Его новая группа «Радек» развернула на мавзолее вот этот лозунг:

Естественно, их забрали в ФСБ. Но почему-то отпустили, ограничившись всего лишь беседой. Хочется думать, что Осмоловского уже боялись. Потому что до этого, в мае 1998 года, Осмоловский в союзе с художником Авдеем Тер-Оганяном и литератором Дмитрием Пименовым организовал еще одно героическое действо. В ознаменование 30-летия студенческой революции в Париже они сварганили баррикаду на Большой Никитской, на пересечении ее с Романовым переулком, т.е. практически напротив Кремля, в шаговой его доступности.

Баррикада была хлипкая и трогательная, сложенная из картонных коробок. И двусторонняя, т.к. не было за ней своей, обороняемой и дружественной территории. Эта картонная баррикада, укрепленная картинами актуальных художников, громко, но беззащитно бунтовала, по сути, против всей организации нашей жизни. Против того что человек должен в поте своем трудиться, а не жить в праздности, занимаясь чем хочет. Против того что существуют для человека многие разные ограничения – социальные, политические, религиозные, типа этические. Против того, что у человека есть зависимости – те же самые, что и ограничения. Короче, баррикада звала к свободе. И – устроила ее на время в центре Москвы.

Поскольку акция была приурочена к годовщине парижских событий, она цитировала их лозунги: «Запрещено запрещать», «Вся власть воображению!», «Будьте реалистами - требуйте невозможного!». В рамках последней максимы были выдвинуты уже свои - заведомо несбыточные требования:

- ежемесячная выплата $1200 каждому участнику акции;
- легализация наркотиков для каждого участника акции;
- предоставление права бесплатного и безвизового передвижения по всему миру для каждого участника акции.

А вам не нравятся все эти пункты?

Это была самая массовая акция за всю историю московского акционизма. Баррикадников было около двухсот, сотрудников милиции вокруг – приблизительно столько же, т.е всего – четыреста. Они, сотрудники, когда приехали, вообще мало понимали, что происходит. Первый появившийся полковник звонил на главный пульт, и диалог выглядел приблизительно так:
- Что там у вас?
- Да я не пойму, какие-то люди, улицу перегородили, чего-то хотят…
- Кто они? Учителя, шахтеры? Зарплаты требуют?
- Да нет, молодые какие-то, а чего требуют, не пойму…
- Ну, ты выясни.

И полковник пошел выяснять. Он подошел к баррикаде и, совершенно не понимая структуры этого странного социального организма, живущего у него на глазах, перенося на него убогую иерархическую схему своего ведомства, спросил по привычке, чтоб знать, кого убалтывать:
- Кто тут главный?

И нарвался на легкий, звонкий и окончательный ответ Пименова, выражающий очень многое:
- Здесь нет главных, здесь все герои.

Т.е. власть была а) фраппирована и б) поставлена в тупик. Это и была задача акции. Кроме того, было выражено тотальное недоверие всем институтам власти, которые участниками акции были признаны дегенеративными. А когда власть в России была иной?

Вся эта вакханалия свободы продолжалась около двух с половиной часов. Милиция не знала, что делать, и просто оцепила место события. Народ внутри баррикады веселился и кричал через мегафон свои требования, уже далеко выходящие за рамки первоначальных, т.е еще более абсурдные. Кто-то активно критиковал власть, иногда - матом. Несколько французов пели «Марсельезу». Прислал свое приветствие Кон-Бендит, один из главных моторов того самого 68 года. Прохожие были в недоумении. Префект Центрального округа Москвы Музыкантский опоздал из-за этой бодяги на день рождения дочери.

Получалось такое стояние на Угре. И чтобы поставить точку, Пименов провозгласил новый лозунг: «Мы победили! Пошли гулять по захваченному городу!»

В принципе, Пименов был прав. Они победили. Если репрессивная по сути своей власть позволяет в центре своей столицы такие действа – она проиграла. Но она, власть, тут же и отыгралась – как только участники акции вышли за пределы баррикады, лидеров начали хватать. Такое впечатление, что она боялась дальнейшего распространения этой заразы – свободы, будь она неладна. Естественно, повязали и Осмоловского. Впрочем, отделались они тогда штрафами, довольно несущественными.

Картонная баррикада, видео

То, что делает Осмоловский последние годы, традиционные искусствоведы отнесли бы к категории позднего творчества мастера. Он успокоился и вдарился в изготовление дизайнерских по сути, т.е. не слишком революционных предметов. Типа серии «Изделия», которые репродуцируют в глянцевом варианте башни танков, произведенных в разных странах. Осмоловский ищет в дизайне этих башен национальный характер. Весьма для него камерная задача. Для того Осмоловского - прежнего.

Франция

Еще он экспериментирует с хлебными обрезками, видя в них соитие двух интересных русских традиций – иконописи и авангарда начала 20 века.

Короче, к нему невозможно применить известную фразу Клемансо: «Мне жаль тех, кто в молодости не был революционером». Осмоловский – был.

Правда, есть надежда, что революционером и останется. В прошлом году он ездил читать лекцию на Селигер. Возможно, это провокация, поскольку он во многом пародирует политические методы – начиная от демонстрации диссидентов в 1968 году на Красной площади и кончая парижскими событиями того же года. Ведь они идут рядом – революционаризм и провокация.

* Нецензурное обозначение мужского полового органа из трех букв. Заменено на ничего не значащий эвфемизм в соответствии с Федеральным законом от 05.05.2014 № 101-ФЗ "О внесении изменений в Федеральный закон "О государственном языке Российской Федерации" и отдельные законодательные акты Российской Федерации в связи с совершенствованием правового регулирования в сфере использования русского языка". Т.е. в нашей жизни опять появились те самые вещи, с которыми боролся Осмоловский еще 23 года назад.

Автор: Вадим Кругликов