Курт Швиттерс. Дадаист недоделанный

И я не понимаю. Действительно, а почему нет? Это ведь может быть даже просто-напросто красиво, ну, если поставить себе такую цель. Швиттерс (1887-1948) – ставил.

Картина с вишней

Или вот.

Новая мерц-картина

Если вы скажете, что это – некрасиво, то нам дальше не о чем с вами говорить. Я отказываюсь с вами дальше говорить в этом случае. С другой стороны, я же не знаю, что вы сейчас там себе говорите. Поэтому я буду продолжать тупо писать текст, ибо мне за него платят деньги, которые мне нужны на удовлетворение различных своих нужд. И все.

Так вот, Швиттерс. Это был не единственный случай так называемого непонимания в его жизни. Ладно, профаны не понимали, как можно делать картины из мусора. Но Швиттерса не понимали коллеги по дадаизму. Из-за этого непонимания его даже не приняли в берлинский Клуб Дада. И не потому, что он был прописан в Ганновере. Берлинским дадаистам был неприятен Швиттерс как личность. Они – а самыми его главными антагонистами были Гросс и Хюльзенбек – не понимали, как можно быть дадаистом и одновременно вести такой возмутительно буржуазный образ жизни. Швиттерс совершенно не был богемен, ходил в костюме и, что самое отвратительное, в галстуке, имел академическое образование, давал уроки живописи и даже писал ради заработка портреты и пейзажи. Был скуповат. Характер – тихий и неагрессивный, по причине наличия коего Швиттерс не участвовал в буйных дадаистических акциях. Герань с левкоями дома поливал! Дадаист, блин*. Были также у него болезненные расхождения с кристальными дадаистами в актуальнейших вопросах о традициях и новаторстве, об отношении к художественному наследию и о том, что, вообще, делать с искусством в целом. Он же не был согласен с тем, что старое искусство кончилось, и пора его взорвать. Он его ценил, предатель. И антиискусство делать нипочем не соглашался.

Конечно, Швиттерс сам виноват. Родился в семье среднего лавочника – было у кого наследовать бюргерские ценности. Аккуратно посещал школу, аккуратно учился рисовать и музицировать. Педантично осваивал профессию – в прикладном училище, в Берлинской академии искусств – впрочем, всего две недели, потом его выперли «за отсутствием таланта». Этой прекрасной возможностью выйти из колеи благополучной и правильной жизни Швиттерс никак не воспользовался. Он быстро вернул себе статус респектабельного молодого человека, поступив в Саксонскую академию. В Дрездене в это время уже наводила шороху экспрессионистская группа «Мост», но Швиттерс с ними не стал контачить, а старательно копировал в музеях старых мастеров, методично шлифовал живописную технику и писал позднеимпрессионистические пейзажи. Одно слово – немец.

Только когда ему стукнуло под тридцатник, он стал позволять себе выходить за пределы орднунга. Вероятно, первым таким выходом была акция с личными делами дезертиров. Швиттерс во время войны служил писарем в какой-то тыловой военной конторе и неизвестным мне бюрократическим способом превратил эти досье в канцелярский хлам. Никакого политического подтекста в этих его действиях не было – Швиттерс всегда был аполитичен**, и это тоже не нравилось Гроссу и Хюльзенбеку – тут присутствовал исключительно абстрактный гуманизм. А уж после войны он таки позволил себе стать авангардистом в форме дадаиста – почувствовал, что созрел.

И-картина

Сам-то Швиттерс то, что он делал, гораздо чаще называл «мерц» - это кусок слова из рекламы Kommerz- und Privatbank, попавший в один из его коллажей - а не «дада». «Слово «мерц» означает использование в художественных целях всех мыслимых материалов, а в техническом плане – принципиально равную их оценку. В мерц-живописи используются не только краска и полотно, кисточка и палитра, но и все зрительно воспринимаемые материалы и все необходимые для работы с ними инструменты». В этом определении куча всяких новаций. Во-первых, уравнивание материалов – прямо-таки предчувствие постмодернизма с его отрицанием всяких культурных иерархий***. Во-вторых, немыслимое, практически, безграничное расширение художественного инструментария. Позднейшая практика использования современными художниками огнеметов, буровых установок, сварочных аппаратов, строительной техники, членистоногих и огнестрельного оружия берет начало именно здесь****. В-третьих… впрочем, и первых двух уже достаточно.

Хорошим вопросом тут будет такой – «А зачем все это нужно?». Ну, помимо банального расширения пространства свободы самовыражения для художника, тут есть еще одна важная вещь. Грубо говоря, Швиттерс публично задумывается – а что такое есть процесс создания художественного произведения? Вот раньше, в традиционном искусстве, такого глупого вопроса не возникало. Там было совершенно понятно, что такой процесс – это создание строго определенных изображений строго определенными средствами. В этой парадигме невозможно представить себе абстракцию, скажем. Или скульптуру из соломы, хотя солома уже была и находилась всегда под рукой – просто было четкое представление о том, из чего можно делать Искусство, а из чего – нельзя. Внутри того, из чего можно было, существовала своя иерархия – скажем, дерево – это чего попроще, мрамор – это чего попредставительней. Мрамор тоже не весь бывал одинаков, например, каррарский – это был самый ништяк. Т.е. материал был важной характеристикой произведения, настолько важной, что, допустим, сделай Микеланджело гениальную работу из той же соломы, ее за произведение никто бы не посчитал. Так, шутка какая-то. Или он сошел с ума.

Ну, ладно, убедил, добазарились. Лепи, творец, свое искусство из чего угодно. Но Швиттерса и этот, с трудом достигнутый компромисс не устраивает. Он идет дальше, а дальше уже – провокация, как любят сейчас говорить. Из всего обилия существующих в мире материалов он выбирает всякую пакость и гадость, собранную на помойке*****. Ведь не из обломков антиквариата и лома драгоценных металлов и камней делает он свои работы.

Дом маленького моряка

Что-то или другое

Таким выбором материалов он нам явно что-то сообщает. И что же это? А вот что: «Все, что я нахаркаю, все это будет искусство, ибо я - художник». От гадюка…

Этот афоризм – одна из самых принципиальных догм авангардизма. В краткой и доступной форме он постулирует важное соображение – процесс создания художественного произведения – это, прежде всего, организующее и преобразующее воздействие художественной воли на не важно что. В принципе, Швиттерс сделал открытие, по важности своей мало чем уступающее дюшановскому.

Но вот располагал всю эту дрянь на плоскости Швиттерс в соответствии с законами, принятыми в среде презренных традиционных художников. Ну, там, композиция, равновесие, сочетание цветов. Даже вход в картину оформлял, как, например, здесь.

Конструкция для благородных леди

Видите эту хреновину снизу, по диагонали? Вот таких уступок тоже не могли вынести матерые берлинские дадаисты.

Ну, а потом от своих этих ассамбляжей Швиттерс перешел к более монументальным работам – не дремала мысль творца. Он стал строить на дому колонну из мусора.

Колонна

Она постоянно достраивалась. Швиттерс сделал в ней ниши, посвященные его друзьям и родственникам: Арпу, Дусбургу, Мондриану, Лисицкому, Малевичу и т.д. Там лежало что-то, принадлежащее этим людям: окурок, бюстгальтер, кончик галстука, прядь волос или обрезки ногтей. По мере наполнения ниши заклеивались, на них нарастали следующие слои всяких предметов, которые покрывались краской, а иногда и не покрывались. «Колонна» росла, постепенно заполнила всю комнату и достигла потолка. Его пришлось пробить, и вывести произведение на следующий этаж. Жилец, которому Швиттерс сдавал там помещение, был изгнан. Для характеристики этой работы приведу слова автора: «Я сопоставляю смысл и бессмыслицу. Я предпочитаю бессмыслицу, но это сугубо личное дело. Мне жалко бессмыслицу, потому что ее до настоящего времени редко подвергали художественной обработке, поэтому я ее люблю». Хотя, конечно, в «Колонне» смыслы есть, помимо тех, что я тут выдал выше. Это ведь тот самый Gesamtkunstwerk, совокупный художественный продукт, мечта поздних романтиков и модерна. Ну, в данном случае – Gesamtmerzwerk, конечно.

В сторону Gesamtkunstwerk Швиттерс развернулся на полную позже, в период увлечения конструктивизмом - он им одно время увлекался.

Мерцбау

Мерцбау

Мерцбау

Это тоже его квартира. Точнее, его трехэтажный дом. Он весь такой. Это такой обитаемый, хоть и с трудом, Gesamtkunstwerk. Там были, в разных комнатах, «Грот любви», «Кафедра эротики» и «зал Гёте». Внутри конструкции звучала музыка. Очевидцы говорили, что у них было ощущение, будто они находятся внутри архитектона Малевича. Строил Швиттерс «Мерцбау» несколько лет. Жить внутри было невозможно, поэтому он совершенно бесполезен. Как всякое искусство, чистое и бессмысленное. Предшественник энвайронмента. Был уничтожен союзниками во время дружественной бомбардировки уже во время войны. А колонну уничтожили нацисты – Швиттерс, естественно, попал в разряд дегенеративных художников и эмигрировал. С «Карманной скульптурой» - маленьким повторением «Колонны» - и двумя белыми мышами в кармане. Все остальное у него было в голове.

Бонус

Mz 231. Мисс Бланч 23

Мерц-картина

Май 191

Мать и яйцо

Одна из последних работ Швиттерса, за год до смерти.

Это - Sonate in Urlаuten, сложная композиция из заумных стихов. Читает автор.

* Ведь до смешного дело доходило. Вот его, Швиттерса, знаменитая поэма «Анна Блюме» - не вся, конечно.

О, возлюбленная всех моих двадцати семи чувств, я люблю тебе!
    Ты, твой, тебя, тебе, я тебе, ты мне, - мы?
Это (между прочим) сюда не относится.
Кто ты, неисчислимая женщина? Ты есть – есть ли ты?
    Люди говорят, что ты вроде и есть ты.
    Пусть говорят, они ничего не смыслят.
У тебя на ногах шляпа, а ходишь ты на руках,
    На руках ходишь ты.
Привет, на тебе красное платье в белую складку. Я люблю тебя красной,
    Анна Блюме, красной я люблю тебе!

И так далее. Так вот эту поэму Гросс и Хюльзенбек посчитали образцом романтизма, идеализма и банальности. Настолько не любили мужчину. В своих воспоминаниях Хюльзенбек закрыл его полностью: «Важнейшая причина моих разногласий со Швиттерсом заключалась в следующем: я был дадаист и экзистенциалист, а Швиттерс – художник и только художник». Про «только художника» еще будет разговор.

** Аполитичность его не была безграничной. Была такая история. В 30-е гг. Гитлер пригласил в Берлин на какую-то важную государственную выставку Муссолини и его министра культуры. А министром был Маринетти. И он настоял, чтобы на открытии был Швиттерс – для него-то он был своим, авангардистом-революционером. И вот, на помпезном открытии, после обычной официозной шняги слово, по просьбе Маринетти, предоставили Швиттерсу. И он железным голосом прочел свою «Анну Блюме», что, конечно, с учетом стоящих рядом Гитлера и его ребят, нужно рассматривать как политическую акцию.

*** В эту же сторону смотрит и швиттерсовская ирония. Его работы ведь ироничны – и названия, и сама идея пользоваться чем угодно вместо красок. Я не хочу сказать, что Швиттерс - такой ранний пророк постмодернизма. Я хочу сказать, что ничего не появляется вдруг, и элементы чего угодно можно увидеть до того, как это чего угодно появилось.

**** Швиттерс называл себя художником, который сам сколачивает свои картины.

***** Это в то время было пакостью и гадостью, тогда этого для достижения эффекта хватало. Впоследствии, как известно, когда население планеты привыкло к старым подошвам, обрывкам газет, ржавым железякам и порченным досточкам, крутые радикалы, идя по пути, проложенному Швиттерсом, стали использовать более сильные материалы типа какашки, как концептуалисты, например.

Автор: Вадим Кругликов