Михаил Рогинский. Авангардист, который всегда хотел быть соцреалистом

И человеком, и художником Рогинский (1931-2004) был странным. Отдельным каким-то. Ни в какие группы и сообщества не входил и с коллегами по выключенности из официальной художественной жизни общался не очень. Говорил, что когда об этих группах заходила речь, он начинал искать дверь. То, что он оказался прописанным в нонконформистах – исключительно заслуга советской власти. Она его туда определила. Не вписываясь в официальное искусство и официальную идеологию – «Когда я не мог ничего нарисовать, я включал радиоточку, слушал гнусную советскую музыку, идиотские речи дикторов и начинал рисовать» - Рогинский мечтал писать картинки так, как соцреалисты, но о другом – «пьяницы, например, в очереди». Обозначив пути, по которым потом развивалось советское неофициальное искусство, всю дорогу от своего родительства отказывался, считая свое творчество продолжением традиций русской живописи и Сезанна. Никогда не стремился к публичности и славе, что – ни хорошо, ни плохо, а – странно для художника.

Образование Рогинский начал получать в художественной школе. Когда потом служил в армии, скрыл, что умеет рисовать, что тоже странно – воин, служащий художником, избегает большинства тягот и лишений армейской службы. Но Рогинский очень не хотел изображать всю эту военно-советскую идеологическую шнягу. Продолжал образовываться в двух московских училищах, одно из которых - «Памяти 1905 года». Вышел оттуда с профессией «художник театра», коим трудился несколько лет в глуши, в провинции. Потом вернулся в Москву, несколько лет преподавал в известной художественной школе на Кропоткинской улице и в Заочном Народном университете искусств им. Крупской. В 1978 году эмигрировал во Францию.

Первый раз Рогинский выставился в 1964 году вместе с еще тремя художниками в клубе любителей искусств на проспекте Мира. Выставка продлилась часа четыре и была закрыта. Не знаю, что выставили остальные трое, но художеств Рогинского коммунисты перенести никак не могли. Выставил он что-то вроде этого.

Спички «Снайпер А. Павлюченко»

Мосгаз

Натюрморт с консервной банкой

Тут не было ничего, что должно было быть, а то, что было, быть не должно было. Все эти атрибуты низкого быта, да еще и неряшливо намалеванные, никак не несли в себе правдивого, исторически-конкретного изображения действительности в ее революционном развитии и совершенно не сочетались с задачей идейной переделки и воспитания трудящихся в духе социализма, а именно этим должен был заниматься всякий нормальный советский художник. Поэт Генрих Сапгир, посмотрев на эти работы, назвал их поп-артом.

Вообще, поп-арт не только плохо лежит рядом с советской властью, а, попросту, вообще не лежит. Поп-арт – продукт развитого общества потребления, результат некоторой пресыщенности этим потреблением, когда уже все давно сыты, обуты, одеты, когда проблема рынка состоит в том, чтобы продать, а не в том, чтобы купить. Вот тут уже можно как-то поиздеваться над этим потреблением, поиронизировать над механизмами маркетинга, пошутить над рекламой и потребителем, который на нее ведется. Понятно, что в СССР всего этого не было.

Поэтому, если про такие картинки говорить «поп-арт», то нужно обязательно добавлять слово «советский». С тем, нормальным, поп-артом советский его аналог роднит внимание к банальному, повседневному и серийному. Только если там, у них, все это выглядело глянцево, ярко и разноцветно, то тут, у нас, все было корявенько, неказистенько и немаркого цвета. Поэтому и поп-арт у нас тоже неброский, кухонно-коммунальный, ноский и много раз надеванный.

Чайник

Если тот, заокеанский, поп-арт в своем языке танцевал от рекламы, глянцевых журналов и прочей сверкающей массовой культуры, то Рогинский, в частности, брел от железнодорожных плакатов («Путник! Не стой на путях!»), от рукодельных афишных транспарантов кинотеатров (при каждом кинотеатре был художник) и прочей тоже вроде бы массовой в массе своей изопродукции, но индивидуальной в каждом отдельном случае – ручками же делалось. Поэтому корявенько и выходило – плакаты-то не Рафаэли мазали, и даже не Налбандяны. Ну, и получался у Рогинского, с одной стороны, вроде как предмет массового производства, а с другой – совершенно конкретный тетинюрин утюг. Он же, этот всеобщий утюг, одинаковый в течении трех поколений, в условиях товарного дефицита и тети Нюры бедности служит ей лет неизвестно сколько, и за это время приобретает биографию и совершенно индивидуальные черты. Поэтому он достоин не натюрморта со своим участием, а прямо-таки портрета. Портрета вещи, нужной, важной и ценной. Вещи, которая дает бытию устойчивость, гарантию и преемственность. По сути, это даже не вещи, это персонажи эпоса.

Утюг

Сам-то Рогинский ко всем этим аналогиям с поп-артом, выдуманным Сапгиром и, потом уже, искусствоведами, относился скептически, что, конечно, не отменяет их истинности. Он говорил, что рисовал весь этот скудный эвакуационный ассортимент, привыкнув во время войны ценить простые вещи, без которых трудно прожить. Они для него символизировали Россию. Вот для одновременного с ним Джонса Америку символизировали безликие блестящие банки с пивом, а для Рогинского Россию – кастрюля, много раз бывшая в употреблении.

Кастрюля на табуретке

Так или иначе, но Рогинский двигался одновременно и в одном направлении с уже помянутым им Раушенбергом и Джонсом, с поправкой, конечно, на отечественное бездорожье. Как и они, он вводил в свои работы богатую живописную маестрию. Только Джонс и Раушенберг шли при этом от предшествующего абстрактного экспрессионизма, а Рогинский – от далекого Сезанна, которого сильно любил. Это однонаправленность творческих усилий еще лучше видна на примере совершенно удивительного для тех советских времен артефакта.

Красная дверь

Эту работу часто трактуют как наш ответ Дюшану. Трактовка эта не правильная, ее надо выкинуть. Дюшан ведь выставлял почти реди-мейд. Рогинский же сделал чертеж двери и отнес его плотникам, которые ее и сварганили в масштабе два к трем, в смысле, она меньше настоящей. Сам по себе ход для совка революционный – до Рогинского художники все делали сами. Потом он привинтил к двери найденную на помойке ручку, которая, строго говоря, и является этим самым реди-мейдом. А потом экспрессивно, т.е. неаккуратно, с точки зрения маляра, выкрасил. Так что дверь – это объект. Объекты и реди-мейды в поп-арте, естественно, использовались активно. Но они там изображали сами себя. Рогинский же развил тему и повесил дверь на стену. Т.е. его дверь изображала картину. Или - замещала. Абстрактную. Здесь уже видны выходы в концептуализм с его вечным беспокойством о судьбе границ искусства, его жанров и видов. Заказ двери – это тоже концептуалистский жест, вопрошающий о том, что есть художник. Впрочем, ни о каком концептуализме Рогинский и слышать не хотел, называл все свое документализмом, а потом сделал еще и стену с розеткой.

Красная стена

Параллельно с поп-артом, в данном случае, с Уорхолом, делал Рогинский и серии.

Примус

Примус

Примус

Тут у него каждый предмет, в отличие от одинаковых уорхоловских супов «Кемпбелл», индивидуализирован в смысле свойственного ему различного качества убогости. О причинах я говорил выше.

Иногда Рогинский вводил в картинку текст, словно бы реплику владельца вещи.

Брюки

Кухонный разговор

Подобные штуки делал Лихтенштейн, издевательски воспроизводя комиксы. И еще несколько похоже такие обрывки фраз, уже позже, использовали московские концептуалисты, о которых я еще напишу.

В этот поп-артистский период, длившийся где-то с 1962 до 1968, Рогинский писал не только портреты вещей, но и пейзажи. Ну, это условно пейзажи. Они у него выглядят как те самые железнодорожные плакаты.

Рижская ж/д

Железнодорожная платформа

Платформа вокзала

В творчестве Рогинского было несколько периодов, из которых он сам больше всего ценил первый, о котором я уже хорошо и доходчиво рассказал, и последний – 90-е годы и начало нулевых. Работами этого периода он всех поставил на уши. Слишком неожиданный поворот получился.

Трамвай на Соколе

Двор на улице Маркса-Энгельса

Парк

Это все картинки из жизни Москвы 60-70-х гг. Сделаны во Франции. В принципе, такие работы мог вроде бы написать, как уже часто писалось в прессе, какой-нибудь деятель левого МОСХа*. Т.е. Рогинский типа сильно ретроградировал по сравнению со своим героическим периодом.

Может быть. Только очень уж интересное это ретроградство. Это опять тот же эпос, где теперь вместо вещей – люди, похожие, впрочем, на вещи. И гораздо менее индивидуализированные, чем вещи у раннего Рогинского. Это – масса. Даже если изображены немногие люди или вообще кто-то один. Ну, как капля не отличается по составу от лужи.

Это тяжелые, как правило, работы. Безнадежные какие-то. В них все серо, холодно, убого, тягуче. Иногда там, как и раньше, появляются реплики – банальные.

«Главное, трамваи редко ходят»

И, при всем при этом, они про любовь. Какую-то ущербную, кривенькую, как примус, но теплую, как он же. Так обычно честные, умные и способные чувствовать россияне** любят свою Родину.

Рогинский в этих работах реализовал свою старую мечту – писать, как соцреалист, но не о соцреалистическом. И еще он хотел «показать русским русских», чтобы приучить их «мужественно воспринимать самих себя». Просто Рогинский всегда верил в то, что искусство способно изменить человека и жизнь. А это совершенно авангардистская вера. Впрочем, и соцреалистическая тоже.

Бонус

Пол. Метлахская плитка

Эта вещь выросла из абстракционизма – из Мондриана. Вообще, это потрясающая идея – писать реальную вещь, которая выглядит как абстракция. Опять концептуализм какой-то. Видите, какой непростой был человек Рогинский.

Натюрморт

Квартирная сюита (фрагмент полиптиха)

Это работа 90-х, он иногда возвращался к ранней стилистике.

Ярмарка

В 70-е гг. Рогинский находился в периоде, который сам называл «ретро»: «Он очень затянулся, почти на десять лет, и был малоплодотворным. Я очень трудно работал. И это все было не мое».

Зимой

Ужин

В добрый путь

* Существовало такое типа прогрессивное крыло в этой организации в 60-80-е гг., представители которого позволяли себе некоторый еретизм по отношению к соцреалистической ортодоксии.
** Наверное, честные, умные и способные чувствовать россияне могут и не любить свою Родину.

Автор: Вадим Кругликов