Маурицио Каттелан. Художник, по которому в России тюрьма плачет
«Для меня хороший вкус - как и вообще вкус - это забота мороженщика. Искусство пусто и прозрачно. Я никогда не сделал ничего более провокативного и жестокого, чем то, что я вижу каждый день вокруг. Я - всего лишь губка. Или репродуктор». Маурицио Каттелан
Я честно скажу – Каттелана (1960-20??) я не понимаю. Люблю, но - не то, чтобы до конца - до середины не понимаю. Вот, допустим, «Черный квадрат»
Малевич. Черный квадрат
я и люблю, и понимаю. А Каттелан, гад такой, все время ускользает. Его к стенке припрешь: «Ты что же, гад такой, своим произведением гадским сказать хотел? Какие смыслы в него заложил?» - а он молчит, косит глазом. И улыбается хитро, гад такой. Типичный постмодернист, короче. Но непонимание – это же не повод не писать текст про то, чего не понимаешь. Если бы все писали только о том, что они понимают, у нас по утрам читать нечего было бы. А так – есть.
Каттелану, конечно, повезло – он с рождения живет в Италии. Если бы ему не повезло, в смысле, он бы жил у нас, он бы уже давно ночевал в камере. Он бы, как выяснилось бы в ходе следствия и судебного процесса, подорвал вековые устои, оскорбил чувства, совершил богохульство и настолько раскощунствовался, гад такой, что нанес неизлечимую душевную травму всем заинтересованным лицам, которые после общения с его, так сказать, «творчеством» не то, что кушать - спать не могут. Ну, вы представляете, что бы с ним было после репрезентации такого произведения, только про Кирилла, допустим? О папе-то зачем в наших пределах делать?
Девятый час
Это ведь папа, причем, конкретный – Иоанн Павел II. И вот, в него попал метеорит. Можно прочесть, что по воле божьей. Конечно, ничего такого обидного Каттелан сказать про понтифика не собирался. Просто он, как и положено нормальному постмодернисту, деконструирует бинарные оппозиции: сакральное-профанное, вечное-сиюминутное, божественное-человеческое, природа-цивилизация. Он нам говорит, что эти оппозиции существуют у нас в голове, и только. Жизнь же в эти оппозиции никак не укладывается и представляет собой очень богатую мозаику. Ну, а почему все эти достойные вещи нужно было доносить до публики на примере папы? А тут Каттелан просто следует известной идее Дейла Карнеги – драматизируйте свою идею. Папа же - самый почитаемый в Италии человек. Помимо всего этого, постмодернист просто обязан критически относится к любым авторитетам, особенно, в политике. Поэтому, беря папу, есть повод поговорить и о том, что – по словам Каттелана – всякая власть имеет срок годности, как молоко. Идея, кстати, которая весьма актуальна для нас и которую донесли похожими средствами Pussy Riot. Дальше, правда, все уже стало совсем непохоже.
О Каттелане часто говорят, что он – провокатор. Да, так и есть. Провокация в искусстве – весьма почтенная, традиционная уже с конца XIX века стратегия, очень уважаемая авангардизмом. В сущности – та же драматизация идеи по Карнеги. Провокации Каттелана – изощренны и богаты смыслами.
Молящийся Гитлер
Эта работа была сделана для выставки в Мюнхене. Т.е. Каттелан берет и показывает немцам у них дома самый их большой позор. Да еще в колыбели нацизма. Тут еще надо знать, что выставлен Гитлер был в здании Дома искусств, выстроенном при нем специально для нацистских выставок. А что может быть более нацистского, чем сам Гитлер? Каттелан играет с контекстом – с историей, с гением места – но все эти жестокие игры ведутся, вроде бы, не для того, чтобы ткнуть немцев в их собственное дерьмо. Это шоковая терапия, проводимая с вполне гуманной целью – изжить комплекс исторической вины. Гитлер жалок и смешон, у него тело ребенка, он, конечно, чудовище, но чудовище карнавальное, уже не страшное. Да и делом занят он для себя нехарактерным – то ли молится, то ли просит прощения. Правда, его детский облик – это еще и напоминание о том, что он может вырасти. Вы можете присобачить к Гитлеру еще какие-нибудь смыслы и отстаивать их – постмодернизм же, ситуация позволяет. Вот, можете использовать – Гитлер здесь парадоксальным образом являет собой воплощение зла и искупления одновременно.
Опять вынужден напомнить, что Каттелан – постмодернист. А что для постмодерниста очень важно? Неправильный ответ. Для постмодерниста очень важно работать с культурным наследием. Каттелан – работает. На заре своей творческой деятельности, когда открывалась его первая персональная выставка, он закрыл галерею, ушел и оставил записку – «Ушел, скоро буду». Налицо работа с культурным наследием в виде выставки Кляйна «Пустота». Там, напомню, была показана совершенно пустая галерея под слоганом «Личное присутствие на престижном арт-мероприятии важнее искусства, на этом арт-мероприятии продемонстрированного». Тут публика была фрустрирована еще больше – даже в помещение не пустили.
Чуть позже Каттелан устроил выставку Another fucking ready-made, работы для которой стырил с выставки другого художника и выдал за свои. Причем, по-честному стырил, ни с кем не договариваясь – полиция потом к нему приходила с собакой, угрожала. Здесь Каттелан поиграл с культурным наследием, оставленным нам, естественно, Дюшаном, по-новому осмыслив способ приобретения этих самых готовых изделий – Дюшан-то их в магазине покупал. Ведь чем, грубо говоря, занимается постмодернист – тырит у других. Ну, работает с культурным наследием, ладно.
Чтоб с выставками покончить, расскажу еще об одной, не в тему работы с культурным наследием. На Венецианской биеннале-1993 Каттелан сдал свое выставочное пространство в аренду парфюмерной фирме, которая разместила там свою рекламу. Тут он поработал уже с темой коммерциализации современного искусства, столь любимой современным искусством.
Как всякий нормальный человек, Каттелан любит детей и животных. Но, как постмодернист-провокатор, он их любит по-хорошему жестоко. Детей он любит так:
Без названия
«Сочетание места и произведения должно создавать короткое замыкание. Здесь сыграло роль то обстоятельство, что инсталляция была показана в обыденном пространстве. Будь она выставлена в музейном зале, был бы просто успех, без всякой экстремальной реакции*», - это сам мастер высказался. Экстремальная реакция и была – один мужик не выдержал, залез на дерево и срезал двух детей. Дети упали, мужик – тоже, немного поломался. Полиция срезала третьего. После этого миланцы устроили под деревом повешенных дискуссию на тему «Допустимое и недопустимое в искусстве и жизни». Собственно, этого Каттелан и добивался – вызвать реакцию на жестокость, которая, с одной стороны – ненастоящая, но очень на нее похожа, с другой – дана в реальном пространстве, а не по телевизору. Теперь о любви к животным будет.
Bidibidobidiboo
Эта история про белку, которая покончила с собой. Здесь большое значение имеет то, что белка – не пластиковый или восковой муляж, а настоящее чучело. Произведение, безусловно, экологически зеленое. Т.е. типа того, что животные тоже чувствуют и страдают. А то, что для этого абстрактно гуманистического произведения использовано настоящее чучело – это для того, чтобы актуализировать двойственность нашей цивилизации, две ее плохо совмещающиеся стороны – борьбу за природу и борьбу с природой. Тема раскрыта нестандартно, как это всегда бывает у Каттелана.
Феликс
Из той же серии. Кошачий скелет – ненастоящий. Ну, тут все понятно – речь идет о том вполне возможном будущем, когда останки банальной кошки станут музейным экспонатом вроде скелета динозавра.
Голуби
Тут история такая. Это – зал на очередной Венецианской биеннале, в которой опять участвовал Каттелан. Зрители в него (зал) входили, видели там картинки Тинторетто (Якопо Робусти, живописец венецианской школы позднего Ренессанса, 1519-1594). Начинали охать: «Ах, Тинторетто, ах, Тинторетто! Ах, Якопо Робусти, ах, Якопо Робусти! Ах, живописец венецианской школы позднего Ренессанса, 1519-1594, ах…». Потом замечали голубей над головой и начинали побаиваться – насрут же на голову. Вон их там прорва какая. А голуби-то ненастоящие! Собственно, они-то, а не Тинторетто, и были биеннальным произведением. Короче, опять Каттелан выступил провокационно и контекстуально по-зеленому. Дело в том, что незадолго до биеннале мэрия Венеции извела всех голубей, т.к. они загадили все памятники ваяния и зодчества. И Каттелан превратил их в произведение, равное, в сущности, работам Тинторетто – на его картинках изображена, скажем так, Венеция ушедшая, и голуби теперь – тоже ушедшая Венеция, место которым там же, где и работам Якопо Робусти – в музее. Тем более, что голубь – птица сильно в культуру вписанная, начиная с Библии и кончая Пикассо.
С 4 ноября 2011 года по 22 января 2012 года в музее Гуггенхайма в Нью-Йорке прошла грандиозная ретроспектива Каттелана «Все». Название имело двойной смысл: «все» в смысле полноты – на выставку были собраны почти все его работы, и «все» в смысле законченности – Каттелан заявил, что хочет «вырваться из системы, которая склоняет его к повторениям самого себя» и поэтому бросает уже привычное перформативно-чучельное творчество. Выставка была потрясающая. Музей Гуггенхайма – это спиральный пандус, поднимающийся вокруг высокой дырки. Картинки, по идее, должны быть развешаны вдоль этого пандуса, на единственной стене. Но Каттелан как бы вывернул выставочное пространство наизнанку и повесил свои работы с другой стороны пандуса, в дырке. Так они там и висели, 128 повешенных, как дети, работ.
Вид экспозиции
Уже в июне Каттелан показал, чем намерен заниматься теперь. В том же Нью-Йорке он разместил этот странный билборд:
Билборд для парка Хай-Лайн
Что это значит, пока не ясно. Сам он по этому поводу сказал следующее: созданный им образ «балансирует на грани сюрреализма и поп-арта», он «физиологичен», но «без крови»; «пальцы отсылают к сексуальности, они – как пенисы»; «не вечно же выбирать сигару».
В качестве резюме приведу слова нашего арт-критика и куратора Андрея Ерофеева – сам-то я ничего же не понимаю: «Его произведения не имеют ничего общего с политкорректностью. Все они дают неожиданный и критический, ироничный и резкий ответ на проблемы окружающей действительности. Его произведения - сейсмографические события, двусмысленным и часто абсурдным образом указывающие на экономические, политические и идеологические модели, структурирующие собой мир (как художественный, так и социальный). Его искусство исполнено веселой извращенности, оно постоянно указывает художественным, экономическим и политическим структурам на их глубокую апатию и самодостаточность». Вот, теперь и я понял.
Ну, надо же пару слов сказать о жизни Каттелана. Откуда он такой взялся. Каттелан - сын уборщицы и водителя грузовика. Делать искусство нигде не учился. Работал почтальоном, уборщиком, донором банка спермы, поваром и в морге. Главной отличительной своей чертой считает идиотизм. Ну, и хватит. Да, чуть не забыл. Каттелан – один из самых дорогих живых художников в мире.
Бонус
L.O.V.E.
Одна из последних работ. Высота с постаментом – 11 метров. 4-метровая ладонь выполнена из каррарского мрамора. Произведение направлено против всех идеологий. Предполагается, что это ладонь, поднятая в фашистском приветствии, от которой потом отрезали четыре пальца.
Массимо де Карло
Так Каттелан обращается с живым человеком. Это его галерист к тому же.
Кеннеди
Так Каттелан обращается с изображением мертвого человека.
Мы – это революция
Так Каттелан обращается со своим изображением. Постмодернист должен быть самоироничным.
* Сначала дети должны были свешиваться с Лондонского моста в Лондоне. Но у англичан есть закон, принятый, естественно, фиг знает в каком веке, запрещающий подвешивать к мостам что угодно, включая детей. Пришлось их вешать в Милане.
Автор: Вадим Кругликов