Постмодернизм. Типа возвращение в искусство

В общем, грубо говоря, в 60-70-е годы стало понятно, что проект «авангардизм» накрылся тазом. Все его демиургические стремления переделать плохо сделанный мир, исправить неправильное человечество и занять, в сущности, место Творца остались нереализованными. Это и так-то не очень стройное и крепкое сооружение стали разъедать сомнения и саморефлексия – вещи, крайне вредные для любой пассионарности.

Андреас Гурски. Девяносто девять центов. Диптих II

Кроме того, авангардизм просто достал. Достал своим пафосом, своей претензией на обладание последней истиной, своей элитарностью, тоталитарностью, серьезностью, постоянным новаторством, какими-то бесконечными замесами, переворотами, шумом, войной против всех и т.д. Авангардизм смотрел на зрителя сверху, он над ним издевался, держал за идиота, поучал его и проводил над ним жестокие эксперименты. С авангардизмом было неуютно. А уюта – захотелось, особенно после нескольких десятилетий столь бурного сожительства. Тем более, как выяснилось, оно ни к чему не привело.

Карло Мария Мариани. Падение

Значит ли, что все это было зря? Что все огромные и разнообразные ресурсы, кинутые в пасть этому чудовищу – авангардизму – были брошены впустую? Что художники и зрители все эти десятки лет мучили друг друга напрасно, что их жизни были прожиты бездарно и им теперь мучительно больно? Нет! - решительно отвечу я, и тени великих апостолов авангардизма сурово и молчаливо станут за моей спиной, свидетельствуя. Приветствую вас, братья мои…

Группа АЕС. Action Half Life Episode 1#6

Как ни крути, авангардизм сильно поучаствовал в том, что нынешний мир стал таким открытым, подвижным и раскованным** – я имею в виду, естественно, не весь мир, а те страны, где авангардизм существовал без проблем. Хотя, конечно, авангардизму не это нужно было, он-то желал реализовать утопию. Но на пути к ней он научил людей легко воспринимать новое и необычное, отучил от слепого поклонения авторитетам, приучил к игре и много еще чего полезного сделал. Кроме того, он выработал кучу совершенно новых языков искусства и новых механизмов взаимоотношений внутри вечного треугольника художник-произведение-зритель, где отныне все позиции были взаимозаменяемы. Короче, на могиле авангардизма должна быть выбита такая эпитафия: «Он хотел всего, но достиг многого». А над этим – черный квадрат в виде белого писсуара. Хотя, непонятно, когда это можно будет сделать – в нынешней, комфортной и очень постмодернистской, в целом, ситуации, то тут, то там раздаются бешеные крики: «Что, гады, присластились! А вот я вам чучу зафигачу!». Это все он, авангардизм.

Одним словом, из того сложноорганизованного и многомерного пространства, которое для себя создал авангардизм и которое состояло из чего угодно – искусства, религии, философии, политики и т.д., вплоть чуть ли не до бухгалтерского учета – нужно было потихоньку возвращаться в более привычные для творческих натур и их поклонников пределы. В искусство.

Чем постмодернизм и занялся. Тут нужно сказать сразу, что постмодернизм – это не течение и не направление. Это – ситуация. Или – состояние. Это некоторая усталость от бурно и неоднозначно прожитой молодости, ностальгически-иронически-критические воспоминания о ней, мудрость, оздоровительные курсы, аптека, счет в банке, «я – не пью, ну, разве что немножко», неизвестность и полная непонятка – дальше-то что. И спокойное знание о том, что ничего нового уже не будет.

Постмодернизм как язык – это ирония вместо пафоса, рефлексия вместо действия, низкий порог вхождения вместо элитарности, игра вместо утопичности, вторичность вместо новаторства, кокетство вместо радикальности, синтагма вместо парадигмы, эклектика вместо … В общем, я почувствовал сильную потребность в наглядном материале, а то текст становится сух.

Да, пару слов о термине. Ну, с «пост» - все понятно, грамотные же все. С «модернизм» - тоже все понятно. Просто «авангардизм» и «модернизм» - довольно взаимозаменяемые термины, я употребляю первый. И «постмодернизм» можно, в принципе, заменить на «поставангардизм», но он не прижился почему-то. И фиг с ним.

Начался постмодернизм в 60-е годы в архитектуре. Приблизительно с таких сооружений, хотя это – постмодернизм совсем недавний.

Яцек Карновски. Горбатый дом в Сопоте

Тогда, в 60-е, он, постмодернизм, возник как негативная реакция на функциональную архитектуру. Если вы вспомните любую хрущобу, то поймете, о чем идет речь. Конечно, хрущоба – это предельно убогий функционализм, но идею выражает верно и очень чисто. И постмодернизм противопоставил этому сухому и скучному функционализму веселую архитектуру, вовсю играющую с традицией.

Это был совершенно иной подход к культурному наследию. Для авангардизма, в целом говоря, не существовало никакого искусства, кроме него самого. Его главным занятием было создание новых смыслов и новых форм. Пост же модернизм – это такой конструктор, детальки которого – элементы всей мировой культуры, начиная с самого ее начала и заканчивая самым концом, т.е. непосредственно авангардизмом. Из этих деталек постмодернизм и складывает свои конструкции, не отдавая предпочтения никакой эпохе, никакому стилю и никакой культурной традиции. Этот увлекательный метод родился, в общем-то, из грустной убежденности в том, что ничего нового придумать уже нельзя, а, может, и не нужно. Возможно. Авангардизм, все-таки, взял слишком крутой темп в своем новаторстве.

Мерсад Бербер. Без названия

Здесь, к примеру, микс из классического искусства (голова), какой-то пастозной постимпрессионистической живописи (фигура и колонны по бокам) и абстрактного экспрессионизма (все остальное).

Причем, в это безумное соединение несоединимого постмодернизм не закладывает никаких высших и запредельных смыслов, чем, скажем, занимался отечественный сюрреализм малогрузинского розлива. Для постмодернизма такая эклектика – просто игра, необязательная и избыточная, как любая игра в бисер, каковой и должно быть, с его точки зрения, искусство. И главные условия этой игры – изобретательность, эрудиция (количество и разнообразие использованных культурных кодов) и ирония. Постмодернизм ничего не пропагандирует, ни на чем не настаивает, он вне идеологий, и внутри него никогда не появится художник, который жизнью заплатит за свое искусство. В авангардизме такие были*.

Луиза Буржуа. Паук (Оттава)

Это пример постмодернистской иронии. Если рассматривать это сооружение как памятник паукам, то пафос его смешон. Если же это просто городская ландшафтная пластика, вроде садово-парковой скульптуры, то тоже смешно получается – обычно для этой цели используют более приятное животное вроде зайца. Или ведмидика клишоногого. И вы можете выбрать любой из этих вариантов трактовки произведения или предложить свой/свои – это тоже один из постулатов постмодернизма. Т.е. многозначность трактовок, накручивание смыслов и зритель как соавтор. Постмодернизм в этом смысле очень демократичен.

Джефф Кунс. Из серии «Сделано на небесах»

Демократичен он еще и в том, что порог вхождения в произведение очень низок. Вот в какой-нибудь «Черный квадрат» пойди, войди без специальной подготовки. А тут – все ясно – красота и любовь. Это уже тренированный любитель искусства увидит здесь еще и игру с китчем, порнографией и гламуром, и абсурдную монументализацию мелкопластического мотива типа наших фаянсовых изделий 30-… годов вроде «Девочки и гуся» или «Гусара и девицы». А начитанный поклонник прекрасного будет еще знать, что в этой замечательной работе автор изобразил себя и свою жену – итальянскую порнозвезду венгерского происхождения Чиччолину, что, конечно же, привносит в произведение дополнительные богатые смыслы.

Джефф Кунс. Буржуазный бюст

Вот еще работа с теми же персонажами. Вообще, мне кажется, Кунс женился на Чиччолине исключительно для того, чтобы сделать все эти произведения. Я-то показываю совсем невинные, а ведь есть среди них совершенно бесстыжая порнография. Что, в общем, просто описывает современный тренд саморазоблачения поп-звезд во всех смыслах, включая самые интимные. А Чиччолину Кунс уже бросил, развелся с ней, развратницей. Так вот, вернемся к бюсту. Что мы тут видим? Опять иронию – невинный эротический мотив поднят до торжественности парадного бюста. И аллюзию на классическое искусство.

Вообще, аллюзия – это одна из ключевых категорий постмодернизма. Как автор собирает свое произведение из разнокультурных кусочков, так и продвинутый потребитель потом должен проделать обратную работу, т.е. расшифровать, что к чему относится и что на что указывает. Ну, если хочет – демократизм же. Такая работа совсем необременительна, но приносит, в результате, неожиданную радость – ага, я догадался! Всегда ж приятно чувствовать себя таким же умным, как и автор.

Одд Нердрум. Сумерки

Это еще одно прекрасное произведение. Тут и аллюзия присутствует – на классическое искусство, и ирония – девушка занимается интимной пакостью, а все это изображено в классической же манере, да и акцент сделан совсем на другом – на состоянии природы. Еще тут есть мотив отмены иерархий, тоже характерный для постмодернизма. Т.е. для него нет высоких и низких жанров, это мы видели уже у Кунса, нет для него и неприемлемых сюжетов. Здесь ведь изображен сюжет, совершенно дикий для того классического искусства, стилистику которого использовал автор. Он, таким образом, уравнял акт дефекации с классикой. И правильно сделал – чего стесняться-то, практически все этой дефекацией иногда занимаются. Мне, конечно, встречались в жизни несколько человек, которые утверждали, что дефекацию не делают, но, как потом выяснилось, они врали.

Роберт Раушенберг. Арт-кар BMW, 1986

Тут опять же об отсутствии иерархий. Классические картины – «Большая Одалиска» Энгра и «Портрет молодого человека с книгой» Бронзино (Бронзино – с другой стороны) - помещены в рекламных целях на коммерческий объект, что, с точки зрения высокого искусства, является совершенно явным снижением. Вообще, мастера поп-арта хорошо вписались в посмодернизм, т.к. в поп-арте уже многое его предвещало – это и игра с разными культурными кодами, и ирония, и персонажность высказывания.

Последнее, мне кажется, лучше рассматривать на отечественном материале. Персонажность как категорию я уже замечательно описал в тексте о Виноградове-Дубоссарском, здесь же просто расширю понятие.

Авдей Тер-Оганян. Мерилин Монро Энди Уорхола

Здесь Тер-Оганян под видом дебильного любителя авангардизма, желающего создать собственный музей этого самого авангардизма, делает типа копию с Уорхола. То, что персонаж Тер-Оганяна – дебил, видно из качества копии. Между прочим, Тер-Оганян сделал такие копии с нескольких десятков классических авангардистских работ, ездил с ними по России и читал по ним лекции об авангардизме. Таким образом, и культуру в массы нес, и свой офигенный постмодернистский проект реализовывал.

Владислав Мамышев. Монро-Уорхолл-Монро

Опять Монро, опять Уорхол. Но тут – личное. Мамышев – это, вообще, полиперсонажный художник, он все время в чьем-то образе – Орловой, Гитлера, Петра I и т.д. Но любимый и выстраданный его персонаж – Монро. У него это даже творческий псевдоним. Так тут получается целая спираль в накручивании смыслов – Мамышев, который Монро, изображает изображение Монро, сделанное Уорхолом. Игра совершенно в духе концептуализма, что, опять, в постмодернизме приемлемо.

В общем, вам теперь, наконец-то, стало понятно, что такое постмодернизм. Что это совершенно вялое, вторичное, бесхребетное и неамбициозное искусство, довольное уже тем, что удовлетворяет невысокого уровня требования уставшего за рабочую неделю представителя среднего класса. Понятно, что человека ищущего, страстного, человека, через душу которого прошла трещина, расколовшая мир, человека, в сердце которого поселилась боль за все ужасы бытия, человека, на своих плечах чувствующего ответственность за все, что совершается в мире, такое искусство удовлетворить не может. Именно поэтому несколько лет назад Александр Бренер объявил голодовку, одним из требований которой было – полная отмена постмодернизма.

*Я таких знаю двоих. Это венский акционист Рудольф Шварцкоглер, который настолько наиздевался над своим телом, чего-то там постоянно от него отрезая, что умер, и неизвестный мне японец, выбросившийся с какого-то этажа на расстеленный холст. То, что из него вытекло на холст, и было произведением.

**Характерно, что французская студенческая революция, сильно поспособствовавшая переменам в мире в том же направлении, проходила под совершенно дадаистско-сюрреалистическими лозунгами вроде « Будьте реалистами – требуйте невозможного!», «Всё хорошо. Дважды два - уже не четыре!» и «Изобретайте новые сексуальные извращения, я - выдохся!».

Автор: Вадим Кругликов