Фотореализм. Новый способ изощренного издевательства над действительностью

Пара картинок для разгона.

Ричард Эстес. Телефон

Чак Клоуз. Линда

Ну, а теперь – начали!

Ах, как грустно было жить на свете, господа, в самом конце 60-х-самом начале 70-х. Невыносимо. Движение хиппи пережило свой пик – «лето любви» в Сан-Франциско и Вудсток - и постепенно становилось занятием олдовых фриков. Надежды, связанные у людей доброй воли с молодежными революциями 68-го - не оправдались. Этот год был вообще крут – в нем еще случились Чехословакия и убийства Роберта Кеннеди и Мартина Лютера Кинга. А на следующий год было дело Чарльза Мэнсона, которое сильно опустило хиппи в общественном мнении. Потом как-то быстро, один за другим, от радикального способа проживания жизни сгорели боги – Дженис Джоплин, Джим Моррисон, Джими Хендрикс, Брайан Джонс, создав престижный, но печальный 27 Club. Во Вьетнаме в режиме эскалации продолжалась война. Мохаммед Али из-за отказа ехать туда воевать – «меня там ниггером никто не обзывал» - был лишен звания чемпиона мира и права выступать. Да что там говорить – Битлз распался! Вот в этой удушливой, беспросветной атмосфере и сформировался фотореализм.

На самом деле все сказанное к возникновению фотореализма никакого отношения не имеет. Просто я - как человек, окончательно сформировавшийся при Брежневе, перед тем как говорить об искусстве, по привычке описываю социально-политическую ситуацию. Нас ведь так учили. Это я еще экономическую панораму широко не развернул, как положено. Я просто про это ничего не знаю. Кризис-шмизис – фиг его знает, что там в этом смысле было. Вроде бы, даже какой-то подъем был. Вроде бы, фотоаппараты, допустим, стали совсем доступны и даже вошли в каждую семью. Но не в гарлемскую, угнетенную семью, нет. Туда не вошли.

Нет, конечно. Все сказанное какое-то отношение к фотореализму имеет. Даже, прямо скажем, совсем непосредственное. В конце концов, к тому времени авангардизм со своими претензиями на позитивное переустройство мира уже лет 60-65 бился, как Лазо в печи*, под это дело были созданы несколько Франций полотен и написаны Альпы текстов, а толку все - никакого. Мир продолжал, как ленивая животная, стоять и блеять, а не – наоборот – летать и петь, допустим. Тут уже начинался скепсис.

Этот скепсис в авангардизме появился еще в поп-арте. Уже он не претендовал на глобальное перелопачивание всего сущего и иронизировал над этим сущим и над собой. А уж постпоп-артистские течения, к которым и фотореализм относится, этот скепсис развили со страшной силой. Постпоп-арт – неоавангардизмом его еще называют - резко снизил темп наезда на человечество и задал себе, в частности, простой вопрос – а что есть та самая паскудная, несовершенная и недостойная реальность, которую авангардизм пытался переделать? Там были и еще разные вопросы, которые неоавангардизм себе задавал, но тут мы сконцентрируемся только на тех ответах, которые давал фотореализм. На этот вопрос, ну, про реальность, фотореализм отвечал сложно – ее нет.

Малколм Морли. Центральный парк

Как же нет, возмущаются любители искусства. Вот пруд, лодка, мужик, баба его. Это – не реальность разве? Да нет, не реальность, почесывая в мытой Head & Shoulders репе отвечает фотореализм. Это – фотография. Одним словом, фотореализм – это не потому, что он с фотографической точностью воспроизводит реальность, а потому, что он воспроизводит сфотографированную как бы реальность.

Тут я немного уйду в сторону, потому что так хочу. Я поговорю о сложных взаимоотношениях фотографии и живописи. Когда фотография довольно уже распространилась – в середине XIX века – люди искусства ее считали фуфлом и позитивизмом, каким-то плоским изобретением, примитивно отражающим действительность. Без всяких смыслов и красоты. Одна утилитарность – фиксация видимого. Сам Бодлер был ею недоволен. Но, постепенно, по мере привыкания к этому инновационному способу отражения реальности, художники стали использовать его в своей практике. Я уже не говорю о чисто технических делах, когда они просто фотографировали на этюдах то, что рисовали. Они воспроизводили и эстетику фотографии, ее ракурсы, композиционные приемы и т.д.

Эдгар Дега. На балете

Классический художник так бы головы балеринам не срезал и руки бы так на переднем плане не расположил. Получилась как бы случайно пойманная в объектив картинка.

В ХХ веке фотография продолжала выполнять технические функции в мастерских художников, но и сама, постепенно, становилась искусством. Часто имитируя, при этом, приемы живописи. При помощи разных кунштюков вроде расфокуса, зернистости, долгой выдержки, разных вывертов при проявке и печати и т.д. И тут появляется фотореализм.

Два слова о термине. Фотореализм – это в Америке, где он появился, и где получил самое большое распространение, поэтому я это слово и употребляю повсеместно. Часто употребляемый гиперреализм – это то же самое, но в Европе.

Короче, фотореализм сделал совсем необычный ход. Он не стал по принципу подобия имитировать фотографию – фотография же имитировала живопись - он стал фотографию писать, как нормальные художники пишут натуру. Причем, в большом размере, холсты измеряются метрами на метры. Иногда, чтоб подчеркнуть то, что он относится к фотографии, как, скажем, традиционный художник относится к кувшину в своем натюрморте, с его сколами и т.д, фотореализм воспроизводит дефекты фотографии.

Жак Монори. Токсичность №12. Апокалипсис

Зачем же он это стал делать – писать банальные фотографии? А вот зачем. Он, фотореализм, говорит нам – нет реальности, есть только наше представление о ней, сформированное различными медиа, в том числе – фотографией. Фотоаппарат вошел же в каждый дом в то время, и фотография стала же массовым занятием. В этом утверждении об отсутствии реальности фотореализм – отчасти наследник поп-арта. Но, в отличие от него, он работал не только с массовой продукцией, как здесь.

Дон Эдди. Фольксваген

Но и с приватной, чего в поп-арте не было.

Малколм Морли. Семейный портрет

В самом деле, окинем непредвзятым, спокойным взглядом нашу жизнь. Откуда берутся наши представления о действительности, наши реакции на нее, наши планы, мотивы, принципы, правила и желания? Очень грубо – только из культуры.  Если кто-то вспомнит в качестве источника маму – так у нее тоже все из культуры. С Богом – сложнее, его существование наши ученые еще не доказали, но даже если он есть, то он тоже предпочел воздействовать на человека через механизмы культуры – Библия, Коран, Махабхарата – это же книги, в которых Бог говорит с людьми на их языке, как утверждают иудеи, т.е. на языке культуры. Просто эта культура, поведенческие стандарты которой воспроизводит человек, у всех разная. У кого-то – Альбер Камю, у кого-то – Луис Альберто, гори он огнем, такой он нехороший человек.

И вот, фотореализм как несколько разочаровавшийся авангардизм, чтоб доказать себе и нам невозможность позитивно работать с этим самым человечеством, берет самое пошлое, скучное и банальное его, человечества, представление о себе. Хоум-фото. Журнальную фотопродукцию. Фото на документы. И пр. Фотореализм говорит человечеству – твоя жизнь скудна.

Чарльз Белл. Шарики жевательной резинки

Надо сказать, что фотореализм существовал и в трехмерном пространстве, в виде скульптуры.

Дуэйн Хансон. Юная покупательница

Эти скульптуры были настолько натуралистичны, что музейно-галерейному персоналу при закрытии выставок приходилось обходить залы по нескольку раз, чтобы убедиться, что там под видом статуи не остался какой-нибудь прикольщик.

Джон ДеАндреа. Арден Андерсон и Норма Мерфи

Тут те, что лежат – скульптура, а те, что стоят – так, пришли просто.

В общем понятно, что, хотя фотореализм – это уже уставший авангардизм, и даже с приставкой «нео», но очень важный авангардистский принцип он соблюдает. Он все равно оставляет зрителя полным дураком, который стоит перед картиной или еще перед чем там, и ни фига не понимает. И, возможно, в его несчастных мозгах после вполне закономерного вопроса «что это, черт его дери, такое, в конце-то концов!» произойдет некоторая работа, в результате которой они слегка изменятся. Чего и добивается авангардизм, с любыми приставками впереди.

У нас фотореализм появился с небольшим запозданием. И, как ни странно, был даже официально признан – коммунистов ввело в заблуждение то, что в нем вроде все как в жизни. Не просекли, что их разводят.

*Отечественная шутка приблизительно описываемого времени: «Бьется в тесной печурке Лазо…». Лазо – герой гражданской войны, которого самураи за что-то спалили в паровозной топке. Не знаю – может, это коммунистический миф. Главное в этой хохме – совершенно конгениальное Западу расставание с романтическими 60-ми. У них оно – с надеждами на молодежно-наркоманско-хиппистко-рок-н-ролльную революцию, у нас – с «уберите Ленина с денег» и с «комиссарами в пыльных шлемах», т.е. с романтическим же образом ВОСР. Последней советской надеждой.

Автор: Вадим Кругликов